Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Вдохновение к ней вернулось за поминальным обедом. От сладкого деревенского воздуха она проголодалась до дрожи и первая накинулась на еду. Тишину семейной трапезы Алла нарушила, когда её тарелка опустела до видимой чистоты. Она подняла бокал с томатным соком, приправленным солью, и, с трудом вставая, сказала:

— Минуло десятилетие. — Все отложили столовые приборы и уставились на взявшую слово. — Хозяева этого прекрасного и гостеприимного дома, родители моей лучшей, любимой подруги, твои, Александр, дедушка и бабушка, стали однажды родными и для меня. Мы стали одной семьёй. Так и остаётся, и по сей день. Они дали мне очень много. Даже отчество. Всего не пересказать. Мои родные мать и отец… сейчас в тренде термин «биологические»… Словом, о них я не говорю таких слов. Не заслужили. Но я не об этом. Я о скорби по усопшим. Катерина и Николай. Вечная память. Вечный покой. Пусть им там… будет лучше, чем здесь. Они вместе. И пусть ждут нас ещё очень… очень долго.

Алла залпом выпила томатный сок, который полюбила не так давно, полюбила так, что не могла и половины дня обойтись без приятно-кислого напитка. Первая волна голода откатила.

Лера, впечатлённая речью подруги, смотрела в окно и водила вилкой по своей тарелке, разрыхляя горку грибного салата. Взгляд её парил вдоль песчаной дороги и убегал в синий лес, за холм. Алька, сжимая челюсти, смотрел то на мать, то в окно. Казалось, напряжение не ощутили только два самых милых существа за столом, дочери Аллы. Старшая увлеклась поиском лука в грибном салате и выкладывала розоватые кусочки на краешек своей тарелки, чтобы ни один из них не попал в рот, а младшая столовым ножом старательно отскребала от грибных шляпок майонез.

Паузу нарушила Алла.

— Путаного много. Много путаного. Давайте поднимать занавес, что ли.

— Вы о чём? — спросил Алька, отодвигая тарелку. — Что с вами обеими происходит? Мама сама не своя, и вы, тётя Алла, тоже… вот загадок нагородили. Какой занавес? Давайте начистоту. Мама, ты первая. Что за история с твоими возможными похоронами? И не улыбайся и головой не верти. Сама утром обмолвилась. Мы запомнили.

Лера побледнела и сказала:

— Зря я вас напугала. Я же просто обиделась… Представляете, машина такая гигантская, чёрная, в стену гаража меня как вдавила, я даже в один миг дышать перестала. Кажется, на том свете побывала.

Друзья переглянулись. По лицу юноши пробежала тень. Чем старше он становился, тем большим ребёнком ему казалась собственная мать.

— Мама, какая машина, где ты вчера была?! — спросил он голосом, полным беспокойства.

Лера закусила губу. Было видно — она раз сто пожалела, что сегодняшним утром обронила фразу о своих ночных страстях. Но теперь придётся отвечать — четыре пары пытливых глаз прилипли к ней и требуют объяснений:

— Ну, дома была. В смысле, здесь, на даче. Что ж, лучше с самого начала. Наш сосед по даче, Валерий Леонидович, купил джип, очень дорогой, в Германии. И приехал к нам сюда, с джипом, родителей помянуть, прямо с границы, а дождь такой ночью лил. — Лера махнула рукой, изображая, вероятно, зонтик. Во всяком случае, слушатели так и подумали и заулыбались, кроме младшего Дятловского, который упёрся локтями в стол и набычился. — Он новый автомобиль в папин гараж завёл и меня позвал, хотел показать, какое чудо раздобыл, но я, честно говоря, не очень идти хотела, к машинам я равнодушна, да и расстроенная была такая, что вы не приехали. Но долг вежливости. Пришлось согласиться… В гараже, когда я рассматривала эту махину, — Лера опять взмахнула руками, — она мне даже понравилась, дух захватывает. Хотя это не для нас. И когда подошла к её передней части, к капоту, остановилась, а сзади меня стена, кирпичи холодные, и вот так впереди — бампер блестит и фары. Стою, смотрю… и незаметно отключилась от реальности, мысли убежали куда-то.

— Куда? — спросила Алла, прищурив глаза. Она всегда ловила подругу на слабых местах повествования, чтобы в приватном разговоре ударить по ним и выудить полную информацию.

— Не помню. Может в Германию? — отшутилась Лера, стараясь придать голосу непринуждённость. — А потом в себя пришла от крика. Это Валерий Леонидович разволновался… И он, как герой, спас меня. Протиснулся между кирпичами и машиной, не знаю как, и… вот такая история вышла. Всю ночь рёбра болели, — неуверенным голосом сказала Лера, оглядывая лица друзей. — Сейчас ничего не болит. Вы приехали — всё как рукой сняло. И вообще, хочу всё забыть. Поэтому ни слова больше об этом эпизоде моей жизни.

— Тётя Лера, вы же погибнуть могли! — воскликнула обычно молчаливая Анечка. — Вот ужас какой! Мам, больше одна в гараж не ходи, я прошу тебя. Обещай! Только честно!

— Доча, я давно машину под окнами паркую. В гараже полгода как не была.

— Вот и правильно, мама. Твои слова мы запомнили, — подытожила младшая Олечка, возвращаясь к грибным шляпкам.

— Я сразу понял, что без этого Валерия Леонидовича не обошлось! — вспылил Алька. — И не называй его «сосед по даче», все присутствующие давно знают, кто он такой!

Впервые в жизни Лера покрылась таким густым румянцем. Спина её взмокла, и Лера ощутила резкую жёсткость папиного деревянного стула. Она посмотрела на Аллу полным мольбы взглядом щенка, которого вот-вот утопят, и та оправдала надежды.

— Александр, не ори на мать, — сказала Алла, стягивая бирюзовую ленту с волос. — Ты — Дятловский. Этим всё сказано. И зря бесишься. Он помогал бабушке и дедушке — всегда! И по дому, и в гараже своими руками сколько сделал, что ж, такому человеку машину нельзя на час оставить? А лекарств сколько Николай Николаичу привозил — ни в одной аптеке тогда не сыскать было. Девяностые, одним словом. Врачи — убийцы, менты — звери. Не дай бог вам такое пережить. Больного отца, сердечника, известного на весь мир профессора, на произвол судьбы… Врач в больнице к нему не подходит, назначение — клизма, вот так мзду выжимают. И дела никому нет, что он жизнь положил за Отечество, сутками в лаборатории сидел, что в пятнадцать на фронт сбежал, что отец его, прадед твой, голову под Сталинградом сложил, а мать, прабабка твоя, в госпитале душу рвала… Чтобы эти мерзкие морды в белых колпаках теперь от жира трескались. Кто, ты думаешь, все вопросы решал? Кто врачей сюда таскал? Он, Янович. Мы с твоей матерью тогда круглые дуры были, телевизору верили.

Милые создания округлили глаза и смотрели на разбушевавшуюся мать. В последнее время она недобрым словом вспоминала прошлое, а на будущее строила прогнозы такие мрачные, что холодела душа.

— А бабушка твоя, Катерина Аркадьевна, души в нём не чаяла, — пропела Алла, теряя запал. — Он ей как сын был. Костя мой тоже, Константин Иванович, тоже, конечно. А вот батька твой — вот увалень. Хоть и деревенский, а толку с него — как с козла молока!

— Под развязку и до отца добрались, Алла Николавна, — сказал Алька, растягивая губы в недобрую улыбку. — Как же без него. Он у вас назначенный виновный во всём.

— Я спорить не буду, — отозвалась Алла. — Да у тебя и аргументов нет. Вывод: Валерий Леонидович почтил память Дятловских. Людей ему близких и дорогих. И в этом ничего предосудительного нет.